Письмо 15. Римская тога.

       Особенно интересным делает для меня эту страну отсутствие условностей. Здесь нет двух людей, одетых одинаково, - или нет, это не совсем точно, но очень многие одеваются так необыкновенно, что их наружный вид придаёт здешнему миру большое разнообразие.

       Моя собственная одежда похожа на ту, что я носил на земле, хотя раз, в виде опыта, остановившись мысленно на одной из моих прежних жизней, я облекся в одежду того времени.

       Здесь ничего не стоит приобрести нужную одежду. Я не могу сказать, каким образом я приобрел то, что меня облекло при переходе сюда; но когда я начал обращать на эти вещи внимание, я увидел себя одетым так же, как и прежде.

       Здесь много таких, которые носят костюмы древних времён. Но я не вывожу из этого, что они были все эти истекшие века здесь.

       Может быть, они носят такую одежду потому, что она им нравится.

       Как общее правило, большинство остается вблизи от тех мест, где они жили на земле; но я предпочёл скитаться с самого начала. Я быстро передвигаюсь из одной страны в другую. Одну ночь (у вас это день) я могу отдыхать в Америке, другую ночь в Париже. Я нередко отдыхал на диване вашей гостиной, а вы не знали, что я был там.

       Хотя думаю, что вы, наверно, почувствовали бы моё присутствие, если бы я оставался так же долго около вас в состоянии бодрствования.

       Но не подумайте из этого, что нам необходимо прислоняться во время отдыха к твёрдой материи вашего мира. Совсем нет. Мы можем отдыхать на тонкой субстанции нашего собственного мира.

       Однажды, после моего переселения сюда, я увидел женщину в греческом костюме и спросил, откуда она достала его. Она сказала, что сделала его сама. На мой вопрос - как? она ответила:

       "Я просто сделала образец в уме, и он превратился в мою одежду".

       "Как вы его скрепляли? Стежками?"

       "Но совсем не так, как это делается на земле".

       Тогда я взглянул пристальнее на нее и увидел, что вся одежда состояла из одного куска, подхваченного на плечах булавками с разноцветными камнями.

       После этого я стал сам пробовать и создавать вещи. Тогда мне и пришла идея облечься в римскую тогу, но я никак не мог припомнить, какой у нее вид.

       Когда вслед за тем я встретил своего Учителя и сказал ему о своём желании, он научил меня, как создавать одежду по своему вкусу: нужно представить себе ясно образ одежды, сделать его для себя видимым, а затем - силой желания облечь тонкой субстанцией ментального мира этот воображаемый образец.

       "В таком случае", сказал я, "субстанция ментального плана, как вы это называете, не та же самая, из какой состоит моё тело?"

       "В конечном анализе", ответил он, "материя одна и та же в обоих мирах; но в быстроте вибраций и в разреженности большая разница".

       Субстанция, из которой сделана наша одежда, кажется очень тонкой, тогда как тела наши представляются довольно плотными. Мы совсем не чувствуем себя прозрачными ангелами, сидящими на влажных облаках. Если бы не быстрота, с которой я переношусь через пространства, я готов иногда думать, что мое тело так же плотно, как и прежде.

       Я нередко могу видеть вас, и для меня вы кажетесь прозрачной. Я думаю, что это опять тот же вопрос о приспособлении к окружающей среде.

       Вначале мне было трудно приспособлять количество энергии, необходимой для каждого определённого действия. Так, например, когда я вначале хотел подвинуться на короткое расстояние - я оказывался за целую милю, до того мало усилия требует здесь передвижение, но в настоящее время я уже приспособился.

       Вы, вероятно, заметили, что перестали утомляться после писания, как вначале.

       Но я заговорил об отсутствии условностей в нашем мире. Мы приветствуем друг друга, но только когда хотим. Хотя я видел несколько старых женщин, которые боялись говорить с незнакомыми, но, вероятно, они были очень недолго здесь и ещё не отделались от земных привычек.

       Письмо 16. Та вещь, которую нужно забыть.

       Мне хотелось бы сказать слово тем, кто приближается к смерти. Мне хотелось бы просить их забыть, как можно скорее, о своих физических телах после той перемены, которую они зовут смертью.

       О, это ужасное любопытство, заставляющее смотреть на ту вещь, которую мы принимали когда-то за себя! Оно возвращается от времени до времени с такой силой, что заставляет нас действовать как бы против воли и притягивает нас к ней, к этой вещи. Некоторыми оно завладевает подобно страшной одержимости, и они не могут освободиться от нее, пока остается малейший остаток плоти на тех костях, которые служили для них когда-то поддержкой.

       Скажите им, чтобы они отбросили от себя всякую мысль о своем теле и переходили бы свободными в новую жизнь. Смотреть назад на прошлое бывает иногда очень полезно, но только не на эти разлагающиеся остатки прошлого.

       Видеть в гробу возможно потому, что тело, которое мы носим теперь, светится в темных местах и в состоянии проникать через плотную материю. Я сам это делал, но решил никогда не возвращаться и не смотреть на это.

       Я не хочу потрясать или огорчать вас - я хочу дать вам предупреждение. Это зрелище очень печальное, и возможно, что от многих душ, только что перешедших сюда, оттого и веет такой печалью. Они снова и снова возвращаются к тому месту, которого они не должны бы посещать.

       Нужно вам знать, что когда мы усиленно думаем о каком-нибудь месте, мы немедленно переносимся туда. Наше здешнее тело так легко, что оно способно следовать за мыслью почти без всякого усилия. Скажите им, чтобы они не делали этого.

       Однажды, проходя по аллее - ибо у нас тоже есть деревья - я встретил высокую женщину в длинной черной одежде. Она плакала - ибо у нас тоже есть слезы. Я спросил её, о чём она плачет, и она посмотрела на меня с невыразимой печалью.

       "Я сейчас смотрела на это", - сказала она.

       Моё сердце болело за неё - я знал, что она чувствует. Потрясение, которое испытываешь при первом посещении, повторяется снова и снова, ибо эта вещь становится всё менее похожа на то, чем мы представляли себя при жизни.

       Мне часто хотелось, из чистого научного интереса, спросить Ляйонеля, не возвращался ли он к своему телу; но я не спросил из боязни внушить ему эту идею. Он полон такой беспокойной любознательности. Очень возможно, что у тех, которые переходят сюда в детском возрасте, меньше этого вредного влечения, чем у нас.

       Нам следовало бы помнить во время земной жизни, что эта наша внешняя форма вовсе не мы сами, и тогда мы не придавали бы ей такого преувеличенного значения.

       Как общее правило, пробывшие здесь очень долго, совсем не кажутся старыми. Я узнал от моего учителя, что после некоторого времени старый человек забывает, что он стар; в нас заложена наклонность оставаться в мыслях молодыми, и это отражается на внешнем виде, так как здесь тела могут воспринимать именно ту форму, которая соответствует нашим мыслям. Закон ритма действует здесь как и везде; дети вырастают и могут даже достигнуть старости, если их сознание ожидает такую перемену; по большей части здесь встречаются люди в цвете лет, ибо существует наклонность или достигать расцвета, или возвращаться к нему, а затем удерживаться в этом состоянии, пока непреодолимое влечение к земле не возникнет снова.

       Большинство здешних жителей не знают, что они жили много раз во плоти. Они вспоминают свою последнюю жизнь более или менее ясно, но все, что было раньше, кажется им подобным сну. Следует всегда сохранять память прошлого как можно яснее; это помогает строить будущее.

       Не каждый способен видеть ясно, насколько вдохновлённый им художник выразил его идею, ибо требуется специальный дар или специальная подготовка, чтобы видеть явления из другого вида материи; но дух вдохновителя улавливает мысль в сознании вдохновленного им художника и таким путем узнает, насколько его идея осуществилась на земле.

       С поэтами то же самое. Здесь создаются прекрасные поэмы, и они отпечатываются в мыслях земных поэтов. Один из здешних поэтов сказал мне, что это легче достигается с короткими поэмами, чем с эпосом и драмами, для которых требуется продолжительное усилие. Приблизительно то же самое можно сказать и о музыкантах. Когда вы бываете на концертах, где исполняется прекрасная музыка, там вокруг вас, наверно, толпятся духи, любящие музыку и упивающиеся музыкальными гармониями. Земная музыка доставляет здесь много радости. Мы можем слушать ее. Но ни один из здешних любителей музыки не появится в месте, где барабанят и фальшивят. Мы предпочитаем струнные инструменты. Из всех земных влияний звуки достигают легче всего в эту область жизни. Скажите это музыкантам.

       Если бы они могли слышать нашу музыку! Я не понимал музыки на земле, но теперь мой слух приспособился. И мне кажется, что вы должны слышать нашу музыку так же как и вашу.

       Вы, может быть, интересуетесь знать, где я бываю. Я очень люблю одно прелестное место в деревне, на склоне горы, недалеко от моего собственного города. Там вьется тропинка вокруг холма, и над самой дорогой стоит хижина. Иногда я остаюсь там подолгу и слушаю журчание ручья, сбегающего с горы; высокие стройные деревья стали как братья для меня. Вначале я неясно различаю физические деревья; тогда я вхожу в маленькую хижину и ложусь на деревянную скамью, прислоненную к стене. Я закрываю глаза и особым усилием, или вернее устремлением, делаюсь способным видеть моё любимое место. Но нужно прибавить, что это происходит в ночное время, когда мое тело излучает свет. При ярком солнечном освещении мы совсем не можем видеть, наш свет угашается резким солнечным светом.

       Однажды я взял Ляйонеля с собой и оставил его в хижине, а сам удалился на некоторое расстояние. Взглянув на хижину, я увидал, что вся она светится необыкновенно красивым сиянием - сиянием самого Ляйонеля. Маленькое строение с остроконечной крышей имело вид жемчужины, освещенной изнутри. Это было очень красиво.

       После этого я пошел к Ляйонелю и сказал ему, чтобы он, в свою очередь, отошел в сторону, а я занял его место в хижине. Меня интересовало, увидит ли он то же самое. Когда он вернулся ко мне, я спросил его, что он видел; он воскликнул:

       - Какой вы удивительный человек, отец! Как это вы сделали, что вся хижина светилась?

       Тогда я убедился, что и он видел то же самое, что видел я. Но сейчас я устал и пожелаю вам доброй ночи и приятных сновидений.

       Письмо 17. Вторая жена.

       Меня часто призывают, чтобы решать различные затруднения. Многие меня называют просто "судья", но обыкновенно каждый сохраняет то имя, которое он носил на земле.

       Мужчины и женщины приходят ко мне, чтобы я решил для них некоторые недоумения, касающиеся этики и других вопросов; приходят даже по случаю ссор. Вы, вероятно, думали, что здесь не ссорятся? Не только ссорятся, но бывает и продолжительная вражда.

       Придерживающиеся различных религиозных взглядов приходят нередко в горячие столкновения. Появляясь сюда с теми же верованиями, с какими они были на земле, и получив возможность лицезреть свои идеалы и реально переживать свои чаяния, люди различных верований становятся здесь еще нетерпимее, чем на земле. Каждый убежден, что именно он прав, а другой ошибается. Особенно часто это встречается у вновь пришедших сюда. Через некоторое время они становятся гораздо терпимее, сосредотачиваясь внутри своей собственной жизни и наслаждаясь теми доказательствами и осуществлениями, которые каждая душа строит для себя.

       Мне хочется дать вам пример, в каких вопросах приходится мне быть здесь судьёй.

       Здесь есть две женщины, которые при жизни на земле были замужем за одним и тем же человеком. Первая жена умерла, а затем её муж женился на другой и вскоре - через год или два - муж и вторая жена, оба перешли сюда. Первая жена считает себя единственной женой своего мужа и следует за ним повсюду. Она утверждает, что он обещал встретиться с ней на небесах. Он же чувствует больше склонности ко второй жене, хотя и к первой питает добрые чувства. Но ему надоедает то, что он называет безрассудным, безрассудством. Он сказал мне однажды, что желал бы отделаться от обеих для того, чтобы отдаться спокойно интересующим его изысканиям. Он часто искал моего общества, и обе женщины, не хотевшие расстаться с ним, приходили тоже ко мне. Однажды, когда они пришли ко мне втроем, первая жена задала мне такой вопрос:

       - Этот человек - мой муж. Не должна ли эта женщина удалиться подальше и оставить его безраздельно мне?

       Я спросил вторую жену, что она имеет сказать. Она ответила, что без мужа она будет здесь очень одинокой, и так как она имела его позднее, поэтому он принадлежит более ей, чем другой жене.

       Мгновенно вспыхнула в моей памяти сцена между саддукеями и Христом, когда они задали ему подобный же вопрос, и я повторил Его ответ, насколько мог его припомнить: "восставшие из мертвых не женятся и не выходят замуж, а пребывают подобно ангелам на небесах".

       Мой ответ, по видимому, поразил их, и они отошли, чтобы подумать над ним.

       Мои собственные наблюдения над этим вопросом приводят к тому, что различие полов здесь так же реально, как и на земле, хотя выражается оно иначе.

       Через несколько времени все трое пришли ко мне опять и сказали, что они по новому пересмотрели своё затруднение: возможно, что эта новая точка зрения была ангельская, так как первая жена решила "предоставить" своему мужу проводить часть времени с той другой женщиной, если это для него необходимо.

       Здесь можно расти, если у человека есть эта потребность; хотя мало кто пользуется этой возможностью. Большинство довольствуется тем, что усваивает земной опыт и земные переживания; и здесь люди теряют благоприятные возможности так, как они делали это во время своей земной жизни. Здесь есть учителя, всегда готовые помочь тому, кто желает их помощи для проникновения в тайны жизни - здешней, потусторонней и теряющейся в далеком, далеком прошлом.

       Если человек понял, что его недавнее пребывание на земле было лишь последним в длинном ряду жизней, и если он сосредоточит свои мысли на восстановлении в памяти далекого прошлого, он может вспомнить эти жизни. Многие могут думать, что достаточно одного освобождения от материальной завесы, чтобы освободить душу от всякого помрачения; но как на земле, так и здесь - все происходит так или иначе не от того, что оно должно бы быть таковым, а оттого, что оно есть таково. Мы притягиваем к себе переживания, для которых мы созрели, и на которые у нас есть запрос; но большинство душ предъявляют здесь слишком малые запросы так же, как это они делали на земле. Скажите им, чтобы они требовали больше, и жажда их будет удовлетворена.

       Письмо 18. Индивидуальные виды ада.

       Несколько времени тому назад я сообщил вам свое намерение посетить ад; но когда я начал свои исследования в этом направлении, оказалось, что здесь существует множество разновидностей того, что мы называем адом.

       Каждый человек строит для себя свой собственный ад.

       Но я уверен, что люди помещают сами себя в ад, что не Бог туда их посылает. Я начал искать ада из огня и серы и не нашел такого. По всей вероятности, Данте видел то же, что и я. Но существуют другие, индивидуальные виды ада.

       (Писание внезапно остановилось по непонятной для меня причине и более не возобновлялось в тот вечер).

       Письмо 19. Приют любви в небесах.

       Я встретился с очень интересным человеком после того, как писал с вами. Это - любящее сердце, которое ожидало здесь свою возлюбленную в течение 10 лет.

       На земле ее уверяли, что он умер, и убедили полюбить другого; но она не могла забыть его, так как каждую ночь он встречал её душу во время сна, каждую ночь она появлялась к нему сюда и иногда могла припомнить, пробуждаясь, все, что он сказал ей во время их свидания.

       Она сказала ему, что не долго останется в солнцем освещенном мире и придет к нему сюда в самосветящийся мир.

       Несколько времени тому назад она, наконец, явилась. Он давно поджидал ее и построил из вещества этого мира маленький дом, какой мечтал устроить для нее на земле.

       Он рассказал мне, как однажды ночью, явившись к нему во сне, она заявила, что соединится с ним завтра.

       Он был поражен и почти готов остановить ее, так как его смерть была внезапная и очень мучительная, а он боялся страданий для нее. Он всегда охранял ее, стараясь предупредить о каждой опасности; но на этот раз он почувствовал, когда первое потрясение прошло, что она действительно перейдет к нему. Он был очень счастлив.

       Здесь он не искал новой любви, ибо, когда покидаешь землю с одной большой любовью, и когда земная возлюбленная не забывает усопшего, связь может сохраняться на долгое время, не ослабевая. Вы, оставшиеся на земле, забыли все пережитое здесь и потому не знаете какое счастье приносит нам ваше воспоминание, не понимаете, как нам тяжело ваше забвение.

       Хотя бывает часто, что более всего развиваются в духовности как раз те, которых забывают на земле любимые люди; но тем не менее грустно быть забытыми.

       Вы вызываете в нас силу, предоставляя нас самим себе; но эта сила дается тяжело, и далеко не все души готовы для того, чтобы воспользоваться вынужденным одиночеством с целью быстрее подниматься по лестнице духовного знания.

       Но вернемся к интересующей нас паре. Весь тот день он оставался около нее. Он не мог видеть ее тела, ибо лучи солнца были слишком ярки для него, но после долгого ожидания он почувствовал ее руку в своей руке и, хотя она была невидима для него, он знал, что она здесь. И он заговорил с нею, употребляя земные слова. Но она, казалось, не понимала его. Он заговорил с ней снова, но она не отвечала; хотя по пожатию руки ее он знал, что она сознает его присутствие. И так стояли они рука в руку в темноте солнечного освещения: он - способный говорить, благодаря своему долгому опыту в мире тонких звуков, она - безмолвная и растерянная, но продолжающая держаться за его руку.

       Когда лучи солнца погасли, он начал видеть ее лицо и ее глаза, широко раскрытые и испуганные. Они продолжали оставаться в комнате, в которой лежало ее безжизненное тело. Было лето, и окна были раскрыты. Он старался увлечь ее в простор душистой ночи, которая для них представляла день, но она удерживала его за руку и не хотела удаляться. Под конец ему удалось увлечь ее на некоторое расстояние; теперь она услыхала его и ответила.

       - Возлюбленный - сказала она, - которая же из двух - я? Я вижу себя - я чувствую себя - и там тоже я. Я словно в двух местах. Которая же из двух - настоящая я?

       Он утешал ее словами любви. Он боялся приласкать ее, ибо прикосновение душ чрезвычайно сильно, и он боялся, чтобы она не возвратилась к той покинутой форме, и не настала бы новая разлука.

       Но хотя она часто приходила к нему во сне, теперь это было иначе, гораздо жизненнее, и он почувствовал, что она действительно переступила через великую перемену.

       Она продолжала держаться за его руку и в то же время не хотела удаляться от "той вещи". Он оставался с ней всю ночь и весь следующий день, когда засияло солнце, и он снова перестал видеть ее.

       В течение этого дня друзья его возлюбленной нарушили покой ее тела, проделывая над ним то, что нужно для живых и только тревожит мертвых. Он оставался с ней вторую ночь и второй день. Он слышал рыдания ее огорченных родителей, хотя они не могли видеть ни его, ни свою дочь, но во вторую ночь маленькая собачка его возлюбленной вбежала в комнату, где лежало ее тело, увидала их и начала жалобно визжать. Они оба слышали этот визг. Теперь она яснее слышала, когда он заговорил с ней.

       - Куда увезут они "это"? - спросила она его. Тогда он вспомнил минуты, когда сам стоял как зачарованный около своей безжизненной формы, над которой его возлюбленная проливала горькие слезы. И он начал уговаривать ее удалиться совсем; но ей казалось, что она не может. На третий день она взволновалась, когда они укладывали в гроб ее тело. В то же время он почувствовал - видеть он не мог - целую толпу, собравшуюся в комнате, и услышал похоронную музыку. Музыку гораздо легче слышать, чем человеческие голоса; для того, чтобы расслышать последние, нужна хорошая подготовка.

       В это время его возлюбленная была в тяжелом волнении, которое передалось и ему; они начали подвигаться медленно - невыносимо медленно - и он сказал ей: "Не огорчайся, они хотят похоронить "это"; но ты в безопасности со мной".

       Небеспричинно чувствуется над домом смерти какая-то странная невыразимая тишина, которая не может быть объяснена одной печалью оставшихся. Они чувствуют присутствие души, ушедшей из мира, хотя и не могут видеть ее. Их собственные души оберегают невольно эти первые минуты ее смятения. Перемена не была бы так мучительна, если бы переходящий в иной мир помнил, что это случалось с ним и прежде; но мы так легко забываем. Иногда мы называем землю "Долиной забвения".

       В течение последующих дней и недель этот человек оставался около своей возлюбленной, все время стараясь отвлечь от земли и от "этого", привлекшего ее так же, как и многих, мучительной тягой.

       Я узнал здесь, что души, прожившие долгое время на земле, отрываются гораздо легче, но эта женщина была около 30 лет, и ей трудно было освободиться даже с помощью своего возлюбленного. Но в один прекрасный день, или ночь по вашему, он ввел ее в тот дом, который приготовил для нес на небесах, и они стали жить там. Иногда он покидает ее на короткое время, а иногда она; ибо радость совместного пребывания усиливается здесь так, как и на земле, благодаря временной разлуке. В течение первых дней она испытывала от времени до времени голод, и он старался утолить его, предлагая ей различные вещества здешнего мира. Постепенно она отвыкла от земли и от земных привычек и только изредка, во сне возвращалась к своим родителям.

       Доброй ночи.

1  2  3  4  5  6 7  8 9  10