Письмо 34. Жертвы собственных ограничений.

       Неудивительно, что дети, как бы стары и мудры не были их души, должны в каждой новой жизни переучивать относительные ценности всех вещей по искусственным меркам вашего мира: ибо здесь эти мерки теряют своё значение.

       И люди, которые придавали значение только этим искусственным меркам, должны неизбежно страдать в здешнем более естественном мире. Недавно меня поразила одна леди, только что перешедшая сюда и не нашедшая ни одной души, которая была бы сколько-нибудь близка для неё. Даже мать не встретила её. Это меня очень удивило, так как я знал, что дух матери, если он ещё не возвратился на землю, испытывает особого рода толчок, как бы внутреннюю дрожь, когда дитя, которому она дала жизнь на земле, приближается к рождению в духовный мир - дрожь, которую можно назвать сочувствием родовому страданию, последним нежным отзвуком материнства.

       Женщина эта была до того одинока, что я стал искать в числе знакомых мне духов такого, который мог бы посвятить ей своё время, но, к сожалению, между ними не было тех леди, которые вяжут крючком и сплетничают в нашем мире также, как они это делали в вашем.

       Не удивляйтесь! Думаете ли вы, что привычки всей жизни могут быть сброшены в один миг? Мы знаем, что во всей природе не бывает внезапных скачков; почему бы им быть при той перемене, которую мы называем "смертью"? Как женщины на земле мечтают о своих рукоделиях, так делают они и здесь. В этом мире также возможно вязать, как в вашем мире - возможно предаваться мечтам.

       Поймите, что этот мир по существу своему не более священен, чем ваш мир, и не более таинственен для того, кто живёт в нём. Для серьёзной души все состояния священны, кроме профанации, которая встречается и здесь, как на земле.

       Женщина, о которой я сейчас вспоминаю, жила и действовала одной только условной, так называемой светской жизнью, и это - до такой степени, что у неё не оказалось ни единой, переживающей земную жизнь связи, той связи, которая создаётся внутренней близостью. И, конечно, она не могла чувствовать себя счастливой в новых условиях жизни.

       В другой раз я встретил одну из своих старых знакомых, госпожу *, которая горько жаловалась на обитателей этого мира за то, что все они интересуются чем-нибудь своим и совсем не хотят иметь с ней дела. Когда же из её жалоб оказалось, что она стремилась всех посвящать в свои личные неудовольствия, мне стало ясно, почему никто не хотел слушать её. Бедняжка не понимала, что наши тревоги так же мало интересны для других в этом мире, как и на земле. И что поразительно, - она продолжала испытывать здесь воображаемые неприятности совсем также, как на земле: всё было ей не по вкусу, всем она была недовольна. Этой душе я помог тем, что повернул фокус её внимания на религиозные переживания здешнего мира и показал ей ортодоксальное небо, о котором уже говорил в одном из писем.

       Здесь, в настроении этих двух леди, меня поразило, до какой степени все свойства человека переносятся сюда, и в этом мире, где можно жить так привольно и свободно, свойства эти как бы возрождаются вновь, в виде воображаемых ограничений и непреодолимых преград.

       Но есть иное посмертное состояние, на мой взгляд гораздо более тяжёлое. За время моего здешнего пребывания, мне не раз приходилось видеть мужчин и женщин, погружённых в состояние глубочайшего сна, с лицами, лишённого всякого выражения. Вначале, не понимая причины их сна, я пробовал разбудить одного из них; но мне не удавалось. Я возвращался к нему снова и снова и находил его в прежней летаргии.

       Однажды, когда я был с Учителем, увидав одну из таких бессознательных форм, я попросил у него объяснения. От него я узнал, что это - те люди, которые отрицали бессмертие души. Они остаются в состоянии глубокого сна до тех пор, пока непреодолимый закон ритма не извлечёт их из этого состояния бессознательности для нового воплощения. На мой вопрос - возможно ли вырвать их из этого состояния, Учитель ответил, что это - возможно. Но для того, чтобы противодействовать той силе, которая держит человека в таком состоянии глубокого сна, чтобы нарушить тот зарок, который сам человек наложил на свою душу, когда требовал бессознательности и уничтожения для себя, чтобы противодействовать этому, нужно пустить в ход силу более могущественную. Эта сила - воля.

       Моя неудавшаяся попытка сказала мне, что для такого пробуждения нужна воля более могущественная, чем обыкновенная человеческая воля, и я спросил Учителя, не могу ли я присутствовать при таком пробуждении. Из последовавшего ответа мне стало ясно, что должна быть очень серьёзная причина - может быть подвиг добра в прошлом такого человека, чтобы Учитель мог стать между ним и законом причин и последствий, который тот самовольно привёл в действие.

       Сцена, которая последовала затем, была так величественно прекрасна, что она напомнила мне "Воскресение Лазаря". "Душа человека бессмертна", сказал Учитель, пристально глядя в полураскрывшиеся глаза пробуждённого человека. И затем - тоном непреодолимого повеления: "Встань!"

       Человек поднялся с усилием; и хотя тело его не имело почти никакого веса, видно было как ему трудно вырваться из своей летаргии. Постепенно сознание возвращалось к нему, и слова Учителя начинали действовать на него.

       Эти слова прежде всего напомнили проснувшемуся о его прошлом. О том, как он заблуждался в своих теориях, о том, что смерти нет, а есть лишь закон ритма, который понуждает душу вступать в плотную материю и выступать из неё так же, как в океане чередуются прилив и отлив, а в сознании - сон и бодрствование.

       Приведя проснувшегося человека к полному сознанию, объяснив ему его положение. Учитель передал его одному из своих учеников. Последний должен был проводить перед сознанием проснувшегося то, что можно назвать панорамой вечности, и делать это до тех пор, пока она не запечатлеется неизгладимо в его сознании.

       Когда это запечатление произойдёт, проснувшийся возвратится на землю и должен будет убеждать других сомневающихся и неверящих. Равновесие нарушенной правды будет восстановлено тогда, когда ему удастся обратить к сознанию бессмертия столько людей, сколько в прежнем совратил, распространяя свои лживые материалистические понятия о смерти.

       Оставшись один, я долго размышлял в сердце своём обо всём виденном и слышанном.

       Письмо 35. Низшая сфера.

       В одном из моих посещений к вам я начал рассказ о том, что можно бы назвать адом; но я был отозван, и письмо моё осталось неоконченным. В этот раз я хочу продолжить начатое.

       Прежде всего нужно знать, что существует много видов ада, и они, по большей части, дело наших собственных рук. Это - одна из тех банальностей, которые основаны на факте.

       Однажды, руководимый желанием найти тот особый вид ада, к которому должен быть притянут пьяница, я разыскал ту часть астральной сферы, охватывающей землю, которая соответствует одной из стран, где особенно процветает пьянство. Освобождающиеся от тела души остаются обыкновенно поблизости от тех мест, где они жили, если не имеется какой-нибудь важной причины для их удаления оттуда.

       Я не встретил никакого затруднения и скоро нашёл ад, переполненный пьяницами. Как вы думаете, что они делали? Раскаивались в своей слабости? - Нисколько. Они толпились вокруг тех мест, где есть испарения алкоголя и ещё более тяжёлые испарения от тех, которые злоупотребляют алкоголем, делают атмосферу такой тошнотворной. Неудивительно, что люди с чувствительной организацией так не любят соседства кабаков.

       Вы бы отвернулись с отвращением, если бы я рассказал то, что видел там. Одного или двух примеров достаточно.

       Я начал с того, что привёл себя в нейтральное состояние, так что мог видеть одновременно в обоих мирах.

       Молодой человек с беспокойным взором и страдальческим лицом вошёл в один из таких "винных дворцов", в которых густая позолота и блестящая полировка поддельного красного дерева внушают несчастному путнику, что он наслаждается роскошью "царства от мира сего". Одежда молодого человека была изношена, и башмаки его видали много видов. Лицо было давно небрито.

       Он наклонился к стойке, жадно опоражнивая стакан с какой-то душу разрушающей смесью. А рядом с ним, ростом выше его и перегнувшись к нему так, что отталкивающее, распухшее, страшное лицо было прижато к его лицу как бы для того, чтобы вдыхать его проспиртованное дыхание, - выглядывало одно из самых ужасающих астральных существ, какое мне приходилось видеть в этом мире. Руки этого существа (я употребляю это слово, чтобы выразить его жизненность), сжимали тело молодого человека, одна длинная и голая рука обхватила его плечи, другая - обвилась вокруг его бёдер. Оно буквально высасывало пропитанные вином жизненные силы своей жертвы, поглощая их, вбирая в себя, чтобы удовлетворить через неё ту страсть, которую смерть только удесятерила.

       Было ли это существо из области ада? - спросите вы. Да, ибо я мог видеть его внутреннее состояние и убедился в его страданиях. Навеки (слово "навеки" может быть употреблено для того, что кажется бесконечным), навеки было оно обречено жаждать и жаждать и никогда не находить удовлетворения.

       В нём осталась только та доля сознания, делавшая его когда-то человеком, та слабая искра, которая давала ему от времени до времени мимолётное прозрение в чудовищный ужас его собственного положения. Это не было желанием спастись, но само сознание невозможности избавления только усиливало его мученье. И страх виделся в его глазах, страх перед будущим, в которое он не мог заглянуть, но которое - он чувствовал это - влекло его к ещё большему мучению; перед будущим, когда астральные частицы его теперешней оболочки не будут более в состоянии удерживаться вместе за отсутствием объединяющей души, когда они начнут тянуть и раздирать то, что осталось от его астральных нервов, - в ужасе и мучении разрывать и разбивать ту форму, которая была так близка к своему концу.

       Ибо только душа сохраняется, то же, что покидается душой, должно погибнуть и распасться на составные части.

       А молодой человек, прислонившийся к стойке этого позолоченного алкогольного дворца, почувствовал невыразимый ужас и пытался покинуть это место; но руки того существа, которое было теперь его господином, охватывали его всё теснее и теснее, отвратительная, покрытая испарениями щека прижималась всё теснее к его щеке, желание вампира вызвало ответное желание в его жертве, и молодой человек потребовал другой стакан.

       Воистину земля и ад соприкасаются друг с другом, и не существует проведённой между ними границы.

       Я видел ад похоти и ад ненависти; ад лживости, где каждый предмет, который обитатель ада старался схватить, превращался в нечто иное, противоположное желанному предмету, где происходило вечное издевательство над правдой, и где не было ничего реального, где всё становилось - изменчивое и неверное как сама ложь - своей собственной антитезой.

       Я видел обезумевшие лица тех, которые ещё не вполне отдались лжи, какие страшные усилия они делали, чтобы схватить реальность, которая немедленно таяла в их руках. Ибо привычка к лживости, перенесённая в этот мир изменчивых форм, окружает неправдивую личность вечно меняющимися образами, которые не перестают дразнить и ускользать от неё.

       Захочет ли такой человек увидать лица любимых друзей? Его желание исполняется, но как только появляются желанные лица, они немедленно превращаются в оскаленных фурий. Захочет ли он восстановить в памяти плоды своего честолюбия? Они проносятся перед ним только для того, чтобы превратиться в позор, преобразуя гордость в бессильный стыд. Захочет ли он пожать руку друга? Рука протягивается к нему, но в ней захвачен нож, который вонзается во внутренности лжеца, не разрушая его, и всё те же бесплодные попытки возобновляются снова и снова, пока мучительное сознание не истощится в конец.

       Остерегитесь предсмертных раскаяний, ибо за ними последует жатва тяжёлых воспоминаний. Гораздо лучше переходить в вечность с кармической тяжестью, которую мужественно несёшь на спине, чем проскользнуть в задние двери ада с чувством трусливой неуверенности.

       Если вы согрешили, примите этот факт безбоязненно и решите не повторять греха, тот же, кто останавливается на своих грехах в последний час своей жизни, будет переживать их снова и снова после того, как перейдёт через порог смерти.

       Если вы признаёте факт своего греха, делайте добрые дела, более могущественные, чем ваши грехи, и вы соберёте награду за них.

       Письмо 36. Прекрасное Существо.

       Да, я видел ангелов, если под ангелами подразумевать духовные существа, которые никогда не жили, как люди, на земле.

       В смысле жизненности, яркости жизнеощущения ангел стоит в таком же отношении к человеку, в каком человек стоит к скале. Если мы когда-либо испытывали это состояние небесной радости, мы совершенно потеряли его, благодаря давнему слиянию с Материей. Можем ли мы когда-либо вернуть его? Возможно. Наша судьба в наших собственных руках.

       Рассказать вам о том, кого я называю Прекрасным Существом? Если у него есть имя на небесах, я этого имени не слышал. Можно ли назвать Прекрасное Существо женщиной или можно его назвать мужчиной? Иногда оно кажется одним, а иногда другим. Здесь скрыта тайна, в которую я не могу проникнуть.

       Однажды вечером я отдыхал на лучах месяца; это означает, что поэт, скрытый в каждом человеке, пробудился во мне. Мне казалось, что я лежу на лунных лучах, и моё сердце наполнилось экстазом. На мгновение я вырвался из когтей Времени и жил в той небесной тишине, которая ни что иное, как величайшая активность восторга, доведённого до предельной высоты. Вероятно, я переживал предчувствие того парадоксального состояния, которое мудрецы Востока называют Нирваной.

       Я живо сознавал и лунный луч, и себя, вся же остальная вселенная казалась во мне. Никогда в жизни не был я так близок к осуществлению верховного сознания: "я есмь".

       Прошлое и будущее казались одинаково пребывающими в настоящем. Если бы какой-нибудь голос шепнул мне, что это было вчера, я согласился бы с ним; если бы другой голос утверждал, что это было миллион лет тому назад, я бы согласился и с ним. Но было ли это вчера или миллион лет тому назад, это было совершенно безразлично. Возможно, что Прекрасное Существо является только тем, для которых миг и вечность - одно. Оно явилось ко мне, и я услыхал голос, сказавший: "Брат, это я".

       В моём сознании не было вопроса: кто говорит со мной? Голос, сказавший: "это я", мог принадлежать только такой Индивидуальности, которая сама почти столь же обширна, как вселенная, которая погружалась в океан Всебытия, но знает также и малое в силу того, что всё включило в себя.

       Передо мной стояло Прекрасное Существо, светящееся в своём собственном сиянии. Если бы оно было менее привлекательно, я был бы поражён изумлением; но само совершенство его формы и осанки распространяло атмосферу тишины. Я не дивился потому, что само состояние моего сознания было чудом. Я был поднят так высоко над моим обычным состоянием, что у меня не было мерки, которой я мог бы измерить переживание тех мгновений.

       Представьте себе юность, ставшую бессмертной, текущее сделавшееся вечным. Представьте себе цветущую свежесть детского лица и глаза бездонной мудрости. Вообразите блеск тысячи жизней, сосредоточенный в этих глазах, и улыбку на устах любви столь чистой, что она не просит ответной любви от тех, кого дарит своей улыбкой.

       Но земной язык не может описать неземное, и не может земной разум схватить размеры тех радостей, которые Прекрасное Существо раскрыло передо мной в тот верховный миг моей жизни. Ибо самые границы существования раздвинулись для меня, и значение души раскрылось в новых неизведанных глубинах. Те, к которым является Прекрасное Существо, никогда уже не могут быть прежними. Они могут забывать по временам, могут даже в деловой сутолоке утерять великую магию виденного Явления; но каждый раз, когда воспоминание о нём пронесётся в их душе, душа будет неизменно восхищена на крыльях раз пережитого восторга.

       Это может случиться и с человеком, который живёт на земле; это может случиться и с тем, который носится в межзвёздных пространствах: но переживание должно быть для всех одно и то же, раз оно появилось, ибо только тому, кто находится в состоянии, сродным с Прекрасным Существом, может оно раскрыть себя. Никому другому.

       Песнь Прекрасного Существа.

       Когда вы, люди, слышите проносящийся шелест, слушайте внимательно, ибо возможно, что то долетающая до вас весть.

       Когда вы чувствуете в сердце своём таинственное и прекрасное горение, возможно, что оно посылается вам из неведомого чудесного очага.

       Когда неведомая радость переполняет ваше существо, и ваша душа выступает из берегов и тянется ... к какой-то желанной тайне, знайте, что сама тайна протягивает к вам свои тёплые и любящие, хотя и невидимые объятия.

       Мы, пребывающие в невидимом, видимы друг для друга.

       Здесь сияют нежные цвета и очаровательные формы, и взоры упиваются невиданной на земле красотой.

       О, вы не знаете всей радости простой жизни - быть и петь в вашей душе непрестанно, как птица поёт своей подруге!

       Ибо каждый раз, когда поёт ваша душа, это - песнь, несущаяся к вашей подруге.

       Не думаете ли вы, что лишь весна может потрясать и заставлять прислушиваться к шелесту крыльев?

       Нет, весенняя пора сердца длится вечно, и осень может не наступать никогда.

       Слушайте! Когда жаворонок поёт, он поёт для вас, когда поют водяные струи, и они поют для вас.

       А когда радуется ваше сердце, всегда есть другое сердце, которое где-то отвечает на вашу радость; и душа внимающих небес радуется извечной Радости.

       Я радуюсь, когда я здесь, и радуюсь, когда я там. Всюду красота, где бываю я.

       Можете ли вы, дети земли, отгадать, почему?

       Выходите поиграть со мной на покрытых цветами полях пространства. Я буду поджидать вас у перекрёстка, где встречаются четыре ветра.

       Вы не собьётесь с пути, если последуете за лучом, мерцающим в глубине садов надежды.

       Есть музыка и в громовом шуме земли, когда она проносится в пространстве.

       Есть музыка и в тонах, неведомых для тяжёлого слуха земли, и гармонии, аккорды которых - те души, что настроены на один и тот же лад.

       Слушайте... Слышите вы их?

       О, уши созданы для того, чтобы слышать, и глаза созданы для того, чтобы видеть, сердце же - для того, чтобы любить!

       Часы идут, не оставляя следов, и годы подобны сильфам, танцующим в эфире, столетия же выступают торжественно тихо.

       Но мы улыбаемся, ибо радость пребывает и в торжественном ходе столетий.

       Радость, радость всюду. Она и для вас, и для меня; для вас столько же, сколько и для меня.

       Хотите застать меня там, где встречаются четыре ветра?

       Письмо 37. Где нет времени.

       Я думаю вам теперь понятно из всего, что я передал, что не все души, перешедшие воздушную границу, находятся или на небесах, или в аду. Немногие достигают до крайних пределов, большинство проводит здесь предназначенный им период так же, как они проводили предназначенный им земной период, не понимая ни возможностей, ни истинного значения своего положения.

       Мудрость - дерево, растущее очень медленно; кольца, отлагающиеся вокруг ствола, изображают собой земные жизни, а борозды между ними - периоды между двумя жизнями. Кто горюет о том, что желудь медленно превращается в дуб? Точно также неразумно думать, что то, что я стремился передать вам, истина о великом досуге души - должна быть непременно грустная. Если бы человек должен был превратиться в Архангела в течение немногих лет, он страдал бы ужасно от мучительного напряжения роста.

       Закон неумолим, но он в то же время и благ.

       Я почувствовал стремление к красоте, что однозначаще с небом. Переменил ли я сам свое место, или небо пришло ко мне - этого я не могу сказать, пространство так мало значит здесь. Каждая долина, существующая вне, становится немедленно долиной внутри. Мы желаем такого-то места и мы немедленно там. Почему это так, я еще не могу объяснить вам, к тому же мне хочется говорить о небе, которое я только что видел: оно так прекрасно, что его очарование все еще носится надо мной.

       Я увидал двойные ряды темных деревьев вроде кипарисов и в конце этой длинной аллеи я заметил нежный рассеянный свет. Где-то я читал, что небо освещается тысячью солнц, но это небо было совсем иное; освещавший его свет был нежнее, чем лунное сияние, хотя яснее его. Очень возможно, что солнечный свет сиял бы так же нежно, если бы на него смотреть через несколько покровов из алебастра. Но этот свет, казалось, не исходил ниоткуда. Он просто был. Когда я продвигался, я увидел две фигуры, идущие рука об руку. Выражение такого счастья было на лицах этих существ, какого никогда не увидишь на земле. Только дух, не сознающий времени, может глядеть так.

       Мне казалось, что это мужчина и женщина, хотя они были так непохожи на то, что вы называете мужчиной и женщиной. Они не смотрели друг на друга, подвигаясь вперед. Легкое прикосновение руки делало их в такой степени едиными, что они, по-видимому, не нуждались в зрительном прикосновении - оно не могло бы прибавить ничего к их удовлетворению. Подобно тому свету, который не исходил ниоткуда, они просто были.

       Несколько дальше я увидал группу светло одетых детей, танцующих среди цветов. Держась за руки и составив круг, они танцевали, а одежда их, похожая на лепестки цветов, развевалась ритмично взад и вперед, в такт их танцующим членам. Великая радость наполнила мое сердце. Они также не сознавали времени и могли бы танцевать здесь целую вечность, так думалось мне. Но была ли их радость минутная, или вечная - это не имело значения ни для меня, ни для них. Подобно свету и подобно тем двум любящим, эти дети были и этого достаточно.

       Миновав аллею из кипарисов, я остановился у широкой долины, окруженной целым лесом цветущих деревьев. Запах весны стоял в воздухе, и в нем раздавалось пение птиц. Посреди долины высокий фонтан, бросавший во все стороны водяные струи, играл ими в воздухе, откуда они падали прозрачным кружевом вниз. Атмосфера невыразимого очарования была разлита над всем. От времени до времени, по этой благоухающей долине проходили прекрасные существа, большинство которых, думается мне, принадлежало когда-то к человечеству. Они передвигались подвое, или группами, улыбаясь друг другу.

       Вы часто употребляете на земле слово "мир"; но в сравнении с миром этого места - величайший мир на земле показался бы суетой. Я понял, что нахожусь в одном из самых прекрасных небес, но что я в нем - один; только что мысль эта об одиночестве пронеслась в моем сердце, как я увидал перед собой Прекрасное Существо, о котором я писал в последнем письме. Оно улыбалось и говорило мне: "тот, кто с грустью сознает свое одиночество, не может оставаться на небе. Вот я и явилась, чтобы удержать тебя здесь".

       - Это и есть то небо, где ты всегда живешь? - спросил я.

       - О, я живу везде и нигде. Я один из добровольных странников, находящих очарование родного очага во всех небесных и земных местах.

       - Значит, ты иногда посещаешь землю? - спросил я.

       - Да, даже до самых отдаленных пределов ада, но я никогда не остаюсь там долго. Я хочу знать все, что есть и оставаться несвязанным.

       - Любишь ли ты землю? - спросил я.

       - Земля - одно из полей моих игр. Иногда я пою детям земли, а когда я пою поэтам - они верят, что их муза с ними. Вот песня, которую я спел одной душе, пребывающей среди людей:

       - Сестра моя, я часто с тобой, когда ты не знаешь о том.

       - Для меня душа поэта - светлый источник, в глубинах которого я могу видеть свое собственное отражение.

       - Я живу в чарах света и красок, которые вы, смертные поэты, тщетно стремитесь выразить в магических словах.

       - Я и в закате солнца, я и в звезде, я следила, как старился месяц и как ты делался юным.

       - В детстве ты искал меня в быстро бегущем облаке; в зрелости ты воображал, что уловил меня в блеске очей возлюбленной; но я никогда не даюсь, я всегда ускользаю от людей.

       - Я маню и улетаю, и от прикосновения моих ног не склоняются головки расцветших цветов.

       - Ты можешь найти меня и можешь снова потерять, ибо смертный не может удержать меня.

       - Я ближе всех к тем, которые ищут красоты в мыслях или в форме; я улетаю от тех, которые хотят задержать меня.

       - Ты можешь каждый день подниматься в царство, где пребываю я.

       - Иногда ты встретишь меня, иногда нет; ибо моя воля, что воля ветра, я не поддаюсь ни на какие приманки.

       - Но когда я маню, души прилетают ко мне со всех четырёх концов неба.

       - Твоя душа прилетает также; ибо ты один из тех, кого я призывала чарами моей магии.

       - Я нужна для тебя, и ты имеешь значение для меня; я люблю видеть твою душу в часы её грёз и восторгов.

       - Когда кто-нибудь из принадлежащих мне грезит о рае, свет становится ярче для меня, которая видит свет во всём.

       - О, не забывай очарования минуты, не забывай обольщения сердца!

       - Ибо сердце мудрее, чем все маги земли, и сокровища мгновения богаче и удивительнее, чем накопленные богатства веков.

       - Мгновение реально, тогда как века лишь обман, лишь воспоминание и тень.

       - Верь, что каждое мгновение есть всё, и мгновение более чем время.

       - Время несёт на себе песочные часы, и шаги его медленны; его волосы убедились инеем годов, и скипетр его притупился от неустанного движения; но ему ни разу не удалось поймать мгновение в его быстром полёте. Оно состарилось, закидывая сети на быстрокрылый миг.

       - Ах, эта магия жизни и бесконечного сочетания живых вещей!

       - Я была молода, когда возникло солнце, и я буду молода, когда месяц падёт, умирая, в объятия своей дочери земли.

       - Разве ты не хочешь быть юным вместе со мной? Прах есть ничто: душа есть всё.

       - Подобно серебряному серпу месяца на водной поверхности озера - таков миг пробуждающейся любви.

       - Подобно увядшему цветку на лоне утомленного мира - таково мгновение умирающей любви.

       - Но есть любовь и Любовь, и любовь света к своему сиянию есть любовь души к душе.

       - Нет смерти там, где внутренний свет светит, озаряя внутренние поля - потустороннее - недостижимое достижение.

       Вы хотите знать, на каком языке я говорю с обитателями Неба? Мне кажется, что я говорю на своем собственном языке, и они отвечают мне на нем же. Но, может быть, мне это только кажется, а на самом деле мы пользуемся пластическим языком самой мысли.

       Разве вам не случалось при встрече с человеком, языка которого вы не знаете, чувствовать совершающийся обмен мыслей между ним и вами? Выражение глаз, игра лица, неуловимый жест и - внутренний обмен совершился. Попробуйте усилить это взаимопроникновение в тысячу раз и может быть, получится то, что мне кажется беседой, сходной с земным обменом слов.

1  2  3  4  5  6 7  8 9  10